«В детстве кумиром был чешский защитник — когда он погиб, играл его клюшкой».

Защитник «Анахайма» Илья Любушкин — о карьере, специфике НХЛ и «Локомотиве»

0

Несколько лет назад, по ходу первого сезона Ильи Любушкина в НХЛ, мы записывали с защитником тогда еще «Аризоны» интервью для русскоязычной версии официального сайта лиги — и на протяжении всего разговора он просто сиял, взахлеб рассказывая о новых впечатлениях. Такого счастья от самого факта игры в НХЛ я давно ни у кого не видел, и оно запомнилось мне навсегда. Тот материал назывался «Аризонское солнце Ильи Любушкина».

Тогда у новичка «Койотов» был однолетний двусторонний контракт, и никаких гарантий, что он задержится в лиге больше чем на сезон, не было. Скептики сулили Илье судьбу его партнеров по молодежке на МЧМ-2014 — Никиты Трямкина, Андрея Миронова и Алексея Береглазова, — которые мелькнули в НХЛ и быстро вернулись домой.

А Любушкин играет там до сих пор, только укрепляя свои позиции. Да, «Анахайм» — уже четвертая его команда, но почти трехмиллионный односторонний контракт, который истекает этим летом, — свидетельство того, что качество игры защитника-«домоседа» генеральных менеджеров и главных тренеров вполне устраивает. Пока долгосрочных контрактов в его карьере не было, но летом 2024-го Любушкин нацелен именно на такой. Об этом и не только он рассказал в интервью «Известиям» и «Спорт-Экспрессу».

«Василевский сказал, что не ожидал от меня такого»

— В какой момент окончательно поняли, что вы — часть этой лиги и вас тут признали за своего?

— Наверное, в тот момент, когда меня обменяли из «Аризоны» в «Торонто». Клуб с такой историей доверился мне и выпустил в плей-офф. Когда был в «Аризоне», уверенность уже появилась, остепенился — но всё равно хотелось большего, другой роли. Жаль, что те семь матчей в первом раунде против «Тампы» — пока единственный для меня плей-офф, зато есть к чему стремиться.

— А в какой момент карьеры осознали, что ваша цель — НХЛ и только НХЛ?

— После четырех сезонов в «Локомотиве» уже начал разговаривать с агентом, попросил искать варианты. У меня оставался один год контракта, и мы заранее предупредили клуб, что продлевать его не будем. Мне тогда показалось, что я немного остановился в развитии. Не было какого-то конкретного момента — просто появилось и окрепло такое внутреннее ощущение.

У меня было всё хорошо — я играл в любимой команде, набирал очки, получал хорошие деньги. Но стал замечать, что уровень — нет… не начал падать, но замер. Я хотел новых эмоций, хотел попробовать то, о чем мечтал. Не знал, получится ли. Но был уверен, что хочу попробовать. Было три-четыре варианта, из которых выбрал «Аризону».

— Ожидали обмена из «Баффало» в «Анахайм», случившегося прошлым летом?

— Да. Разговаривал с тренерским штабом, с агентом — и мы понимали, что обмен произойдет. В целом меня всё устраивало, но некоторыми моментами я был не очень доволен. Сказал агенту, что думаю по этому поводу, и он согласился.

— То есть, по сути, вы сами попросили обмен?

— Можно и так сказать. А можно — что мы с клубом пришли к нему с двух сторон.

— Что именно вас не устраивало?

— Большое количество матчей (хотя тренер сказал, что оно небольшое), где мое время было гораздо ниже, чем я готов играть, — в них мне давали по 11–12 минут. Никогда не просил завышенного времени, честно рассуждал и понимал, что не смогу играть на своем уровне 25 минут каждую встречу. Но 17–18 минут считаю для себя оптимальными.

— Говорили об этом главному тренеру «Баффало»?

— Да, сам шел и обсуждал это. Происходящее меня серьезно злило, и я говорил с главным тренером. Но особо это ни на что не повлияло.

— Кто самый открытый тренер в НХЛ, с которым вы сталкивались?

— Как раз Гранато из «Баффало». Очень открытый и абсолютно адекватный человек. На мое отношение к нему та ситуация не влияет никак.

— А в «Анахайме» игровым временем довольны?

— Определенно доволен. Хотя бывают случаи, когда получаю минут 13. Но они редки.

— Редки и ваши результативные действия в «Дакс». В «Баффало» за прошлый сезон у вас было 2+12, самый результативный сезон в карьере, а сейчас — лишь 0+4.

— Не самый. В сезоне перед этим тоже было два гола, но на очко больше — просто в двух клубах, «Аризоне» и «Торонто». Здесь пока с голами не получается, работаем над этим. Но никаких других функций по сравнению с теми клубами у меня в «Анахайме» нет. В штангу попадал, в перекладину тоже. Просто пока не заходит. Через это надо проходить.

При подписании новых контрактов клубам часто бывает всё равно, сколько хитов ты сделал, сколько шайб заблокировал. Голы и очки в итоге оказываются важнее. Иногда не понимаю лигу в этом. Нас очень много таких ребят, рабочих, для которых огромная разница — получать миллион или два. А система, по которой оценивают игрока, делающего черновую работу и априори не набирающего много очков, непонятна.

— Вас напрягало, когда вы за два первых сезона в НХЛ не забили ни одного гола?

— В определенной степени напрягало. Очень хотелось забить. Мне надо было остаться в этой лиге и доказывать, что я могу здесь играть. В том числе и с помощью голов.

— Зато в «Баффало» вы своим голом при счете 5:5 в овертайме матча с «Тампой» вошли в историю. Никто еще в истории «Клинков» в регулярных чемпионатах не забивал в дополнительное время в меньшинстве!

— Да, там сказали, что такого еще не видели.

— Я посмотрел запись этого гола. Не было опасений, что после контакта вашей клюшки со Стэмкосом судьи могут свистнуть?

— Были. Но они не свистнули. Там не было зацепа, скорее я не так удачно клюшку засунул, а хорошие игроки пользуются этим. Может, судьи так это и трактовали, потому и промолчали. Когда покатился один к воротам — ни о чем не думал. Просто бежал.

— И пробили Андрея Василевского, вашего партнера по МЧМ-2014. Успели обменяться словами?

— Успели после игры. Он был очень недоволен, ха-ха! Дословно не помню, но прозвучала фраза вроде: «От тебя я такого точно не ожидал!»

— Кстати, в юные годы ожидали, что Василевский выйдет на такой уровень — двукратный обладатель Кубка Стэнли, «Конн Смайт», «Везина»?

— Если от кого-то и можно было этого ожидать, то именно от него. Андрей со школы котировался как самый сильный вратарь, а на протяжении всей карьеры становится еще сильнее. Потому что там не только талант, габариты, техника, но и очень-очень большая работа.

— Кто были ваши главные кумиры?

— Илья Ковальчук, который стоял на «обоях» у меня в телефоне. Мы с ним познакомились в сборной на Кубке Первого канала (в декабре 2017 года. — «Известия»). И когда он в НХЛ вернулся — общались после игр. Очень хороший человек!

И защитник Карел Рахунек, который потом погиб с ярославским «Локомотивом». В подростковом возрасте я часто ходил на «Динамо», и он там играл под «моим» 4-м номером. И мне очень нравилось, как он отдается игре.

А потом, через три месяца после гибели ребят, я оказался в команде. Мне было 17 лет. Эмоции тяжелые, трудно было входить на арену, в раздевалку — и осознавать, что эти парни здесь еще недавно сидели. Ты вроде не знал их лично, но эта аура всё равно чувствовалась. Город продолжал быть в трауре.

— С родителями погибших довелось общаться?

— Да. Мы и сейчас очень хорошо общаемся с дядей Герой Галимовым. Не представляю, через что прошли все родственники, все семьи. Это ужас. Когда мы приехали в Ярославль, нам выдали клюшки погибших ребят. И я долго играл клюшкой Карела Рахунека. Своего недавнего кумира. В клубе с них стирали имена, но я знал, чья она.

— И каково это — играть клюшкой погибшего кумира?

— Когда выходишь на лед — забываешь обо всем, кроме игры, отключаешься от мира. Если не концентрироваться на каждом игровом моменте — ничего не получится. Подумаешь о чем-то другом даже на секунду — пропустишь момент, из-под тебя забьют. Быть сфокусированным — важнейшая вещь в нашем деле.

«Передал привет Токкету через Михеева»

— В 2018-м вы обиднейшим образом проехали из-за травмы мимо золотой Олимпиады в Пхенчхане. Учитывая, что играли на Кубке Первого канала менее чем двумя месяцами ранее — шанс туда попасть был велик.

— Травмы было даже две. Сначала в декабре мне сломали челюсть. Играл в маске, только снял ее, как в январе мне разорвали колено. Всё оказалось не так печально — съездил в Германию, там сказали, что операция не нужна, и за время олимпийской паузы восстановился. Надрыв связки был, но он оказался не таким серьезным, каким мог быть.

— С какими эмоциями смотрели ту Олимпиаду? Думали о том, что сами могли там играть?

— Старался не акцентировать на этом внимание. Просто болел за парней и был очень рад их золоту. У каждого — свой путь. Значит, мой проходил мимо той Олимпиады.

— Вашим первым тренером в «Аризоне» был Рик Токкет, который сейчас успешно работает в «Ванкувере».

— Да, он в меня поверил, не стал отправлять в АХЛ, хотя у меня был двусторонний контракт. Я остался в команде, и хотя у нас были с ним разные ситуации, я провел 41 игру в том сезоне. А разные они были потому, что игроку всегда хочется большего. Я хотел больше выступать и чувствовал, что могу. Хотел выходить в меньшинстве — но мне не давали. Я просил его, но проблески были единичными.

— Илья Михеев и Андрей Кузьменко, когда Токкет пришел к ним, не спрашивали вашего совета, как с ним лучше всего общаться? Тем более что с Михеевым вы близко дружите.

— И я даже через Илью передал Токкету привет. В шутку, конечно. Не знаю уж, был ли он доставлен, ха-ха! А насчет тренера они особо не спрашивали, просто интересовались, какой он человек.

— И какой же?

— У него есть своя позиция. Нравится она кому-то или нет.

— С учетом вашего знания Токкета проблемы у Кузьменко во втором сезоне при нем для вас — неожиданность?

— Это лига неожиданностей. Тут всё может быть. Думаю, Андрей — уже взрослый мальчик и сам знает, что ему нужно делать. В такой ситуации какой-то совет давать нельзя. Надо просто продолжать работать.

— Вы это и делаете. При этом у вас еще не было ни одного длительного контракта.

— Да, четыре годовых и один двухлетний. Хочу, чтобы следующий был длиннее.

— В прошлый раз, когда вы подписывали с «Баффало», это было невозможно?

— Думаю, можно было прибавить год. Но в тот момент я подумал, что лучше подписать на два. Из-за того что могу стремиться к большему.

— То есть вы чувствовали, что прибавляете и через два года будете стоить других денег?

— Да.

— Выменяв вас, генеральный менеджер «Дакс» Пэт Вербик отметил, что команде нужен был праворукий защитник. Этот фактор часто играл роль в вашей карьере?

— В НХЛ привыкли, что праворукий защитник, которых по статистике меньше, чем леворуких, должен играть на правом борту — есть здесь акцент на этот момент. В КХЛ этому особого внимания не уделяли. Но действительно, в каких-то игровых ситуациях, если я праворукий и стою на правом борту, мне легче совершать какие-то действия, чем если бы я стоял слева.

— «Анахайм» довольно прилично начал сезон, но потом резко сдулся и теперь идет на третьем с конца месте в конференции над совсем уж слабыми «Чикаго» и «Сан-Хосе». Почему так всё вышло?

— Когда у команды новый тренер — это всегда стресс. Привыкание к любой системе требует времени. В начале сезона у нас пошло, но потом мы проиграли много матчей с разрывом в одну шайбу. Вот тут сложно сказать, почему. Потому что хоккей — такая игра, часто непредсказуемая и необъяснимая.

«Допускаю, что могут обменять до дедлайна. Но стараюсь об этом не думать»

— Недавно разговаривал с Ильей Михеевым, игравшим с вами полсезона в «Торонто», и он рассказал о вашей дружбе — вы и летом общаетесь, и семьями дружите. Что общего нашли?

— Мы с ним на одной волне. Очень хороший парень, и я тоже абсолютно точно могу назвать его близким другом. Открытый, добрый человек, который всегда готов прийти на помощь, — и такие семейные ситуации были. С ним и его женой Кристиной реально хочется общаться. С Владом Гавриковым мы близкие друзья, были партнерами в «Локомотиве». С Илюхой Самсоновым прекрасные отношения.

— Гавриков на днях рассказывал мне драматические перипетии своего обмена из «Коламбуса» в «Лос-Анджелес». А вам какой из трех переездов дался сложнее других?

— Для меня любая смена коллектива сложна, в любом возрасте. Очень привыкаю к ребятам. А сложнее всего был первый обмен — из «Аризоны» в «Торонто». Знал, что, скорее всего, смены клуба не миновать, но когда ты проводишь три с половиной года в одном клубе и он у тебя — первый в НХЛ…

— Куда вас тогда обменяют, предполагали?

— Нет. Были разговоры и слухи, а конкретики — нет.

— Вы успели поиграть в студенческом дворце на 5 тыс. зрителей, куда переехала «Аризона» на время строительства новой арены?

— Нет. Приезжал туда только в гости — как игрок других команд. Каково там играть? Мы как наемные рабочие — где нам говорят, там и должны играть. Абсолютно нормально, лед хороший, неплохая раздевалка.

— А где вам больше и меньше всего нравится играть в НХЛ?

— В Вегасе нравится атмосфера, сумасшедшие фанаты и шоу. В Детройте очень хороший лед. А вот в Нэшвилле лед постоянно тяжелый — и команда тоже. Сложно там играть.

— «Анахайм» сейчас внизу, у вас заканчивается контракт. Допускаете, что вас сейчас опять могут обменять до дедлайна?

— Да.

— Думаете даже, что так, скорее всего, и произойдет?

— Стараюсь об этом не думать. Зачем лишней информацией голову забивать? Надо играть и концентрироваться на том, что здесь и сейчас. Но готов к любому повороту событий.

— В апреле вам исполняется 30 лет. Довольны ли тем, чего добились в хоккее и в жизни к этому моменту?

— Абсолютно точно доволен. Тем, например, что сейчас могу разговаривать с вами о своей карьере в лучшей лиге мира. Это результат не просто большой, а колоссальной работы.

— Какие дальнейшие цели?

— Хочется выиграть. Все турниры, в которых буду участвовать. Сколько хочу тут выступать? Загадывать можно одно, а выйдет совсем другое. Буду стараться как можно дольше держаться на этом уровне и даже улучшать его. Но всё зависит не только от желания, которое у тебя может быть, а тело, допустим, уже не позволяет. У каждого игрока это индивидуально. Можешь работать очень много, а потом щелчок — и уже чувствуешь, что не успеваешь. Поэтому — дай Бог, чтобы здоровье было, а там будем держаться, сколько сможем! Нас не потопишь!

Источник